Занимательная геометрия (СИ) - Страница 82

Он так и не понял, чем смог её убедить, но… Что‑то в девушке поменялось. Будто расслабилась и поплыла по течению. Направление которому задавал он — Денис. Не спорила, не убеждала их обоих, что все это нужно прекратить… Хватала, с какой‑то необъяснимой жадностью, полными горстями загребала те минуты счастья, которые они могли выкроить, в днях, перегруженных заботами и тревогами. Будто, выныривая из глубины, вдыхала воздух полной грудью, в надежде надышаться с запасом, на пол — жизни вперед… Дэна это, порой пугало. Что‑то тоскливо — пронзительное мелькало в её глазах, когда Вика думала, что он не видит. Он старался понять, выспрашивал о причинах, но девушка лишь отмахивалась…

Вера позволила себе сделать то, чего больше всего боялась: бросилась в омут с головой, позволила себе расслабиться. Помня, как это бывает больно в итоге, снова не удержалась. В минуты просветления останавливалась, с ужасом думая: "Что я творю? Зачем? Как можно?!" Но просветление быстро заканчивалось. И она летела, закрыв глаза. Не понимая, куда этот полет её тянет: вверх, вперёд, или не полет это вовсе, а падение. В пропасть. Слегка затянутый, в виду её глубины. Но даже у самых бездонных впадин дно существует. И, как долго ни падай, с ним обязательно встретишься. И единственное счастье летящего вниз безумца — короткая безмятежная невесомость. И воздух свободы, рвущий грудь…

И она хватала это сладкий воздух, напоенный смесью азарта, влюбленности, тревоги, сладкой горечи, и осознания своей нужности. Необходимости для Дениса, которую он выражал, как мог. Всеми известными способами — словами, глазами, интонациями, касаниями рук, нежданными, запретными, тайными, и от того — еще более важными. Он словно пил её близость и никак не мог ею напиться… Вера знала об этом, а он не скрывал, как хотел быть с ней чаще, дольше, плотнее, сильнее… Расставаясь даже на полчаса, он звонил, или слал СМС — ки. Она делала вид, что не замечала их. Молчала. Хватало ровно на две минуты — её личный рекорд терпения. Иногда, расставшись у дверей подъезда, пожелав спокойной ночи друг другу, они спокойно расходились, каждый в свою сторону… А потом разворачивались и неслись навстречу друг другу… Потому, что как‑то неправильно попрощались…

Будто подростки, целовались на морозе, не жалея распухших губ, забывая, что руки обветрятся, если долго держать их без перчаток… Дэн подталкивал её к двери, заставляя себя оторваться, а потом сам же хватал за плечи и возвращал. Её одно радовало: в этом доме жили одни пенсионеры, сидящие по вечерам у телевизора, и им никто не мешал, не пытался спугнуть и раскрыть их тайну.

А тайна все чаще оказывалась под угрозой, все более рискованно они ходили по краю, прокалываясь на мелочах. И от того, чтобы их раскрыли, спасало только равнодушие коллег, соседей, знакомых…

Иначе, кто‑нибудь давно бы уже заметил, как Вера выскакивает из его кабинета, старательно пряча горящие щёки… Как их поездки к чиновнику затягиваются на полдня, что они возвращаются, совершенно потерянные для мира… Как расходятся по сторонам, не слыша, не видя ничего вокруг… Она вздрагивала и замирала каждый раз, когда Дэн нечаянно оказывался за её спиной. Делал вид, что контролирует и направляет молодого, неопытного помощника… Но она‑то знала, что он пришел безо всякой цели. Вернее — не для работы. По тому, как лежала рука на её плече, будто случайно забытая, как с трудом он втягивал воздух, как каменели скулы, когда к ним кто‑то подходил, незваный, она догадывалась: просто скучал, и хотел быть рядом, и желательно — подальше от всех.

И она скучала по нему постоянно. Ловила себя на том, что, глядя очередную смету или договор, думает о Денисе. О том, что он говорил при последней встрече, как смотрел, как притрагивался… И уже представляла, что именно скажет ему вечером. Сразу всплывало столько мелочей, ранее неважных, но теперь — обязательных для обсуждения… Вера планировала спросить его обо всем, что стало таким интересным, но… забывала сразу же, как только оставалась с ним наедине. Улетали куда‑то в сторону все вопросы и интересы, был только он — такой внимательный и бережный, и такой жадно — нетерпеливый. Какими‑то остатками здравого смысла и почти заглохшей интуиции Вера еще держалась на краю, не позволяя себе ухнуть в пропасть без раздумий. Очень хотелось вообще обо всем позабыть и отдать себя увлеченности целиком. Ведь этот раз казался таким непохожим на все предыдущие опыты её влюбленностей: Дэн давал ей ощущение полета, от уверенности в том, что она ему нужна, и никуда он не денется, и не предаст, и можно не бояться, что передумает и перестанет любить…

Она, в принципе, старалась никак не называть эти отношения, про то, что каждый чувствует, они ни разу не говорили. То ли стеснение мешало, то ли боязнь спугнуть и сглазить… Ей казалось, что слово "любовь" — слишком громкое, чересчур увесистое, и оттого — опасное. А сердце старалось убедить, что все, с ними происходящее, называется именно так. Проще было вообще не думать на эту тему.

Денис настаивал, чтобы Вера снова перебралась к нему, и всегда была рядом. Уверял, что целоваться у подъезда, оглядываясь — очень романтично, и он всеми руками "за"; и даже не против того, чтобы отвозить её домой среди ночи, а утром, через несколько часов, приезжать и забирать на работу. Ему это, якобы, совершенно не было в тяжесть. Но казалось глупым терять время на расставания, когда можно бы обойтись и без них. Вера с ним, в общем‑то, была согласна. Однако, что‑то удерживало её от переезда…

Одна часть её души мучилась от этих расставаний, не меньше, чем Денис, желая их прекратить. А вторая настойчиво убеждала, что это будет полной капитуляцией, во — первых, и Вера полностью будет зависеть от мужчины, во — вторых, и им быстро надоест круглые сутки находиться рядом, это в — третьих, и ей просто необходимо личное пространство, собственная территория, в — пятых… И были еще сотни и тысячи аргументов для того, чтобы остаться жить в съемной квартире. Они перевешивали все доводы в пользу переезда.