Занимательная геометрия (СИ) - Страница 78

Она извивалась всем телом, стараясь прильнуть плотнее, остаться с ним спаянной неразрывно…

— Какая ж ты у меня голодная, Вика… Я тоже соскучился… Тише, маленькая, все успеем… — Он успокаивал, пытаясь немножечко сбавить темп, но сам тут же срывался, и спешил, спешил…

Легкий, неспешный поцелуй в шею, контрастом с их сумасшедшей гонкой, — то, чего не хватало ей, чтобы взорваться… Что‑то гортанно выкрикнуть и забиться в его руках, чувствуя, как мужчину накрыл шквал его удовольствия… И затихнуть, убаюканной нежными, сильными руками…

Из блаженной, задумчивой неги она вынырнула, разбуженная тихим поглаживанием по спине, переходящим во что‑то большее, с привкусом жадного интереса…

— Денис… — Протянула томно, вытягиваясь вдоль его тела, подставляя шею под его укусы. — А говорил, что это я голодная…

— Я тоже проголодался… А под боком лежит кто‑то очень вкусный… Разве я могу удержаться?

— А поспать ты не хочешь, голодающий? Встал ни свет, ни заря, весь день на ногах, и завтра в дорогу…

— А мы, разве, завтра куда‑то спешим? Я думал, у нас еще целый день в распоряжении… Просто спать, когда ты рядом, было бы глупо и скучно, Вик. А я ведь совсем не глупый, да? — Эти пояснения перемежались паузами, короткими и не очень, заполненными легкими касаниями губ, скольжением пальцев…

— Денис, мне щекотно, и я хочу спать… — Желание покапризничать — еще одно открытие, которое Вера неожиданно сделала. Раньше она такого себе не позволяла никогда. А сейчас ей очень хотелось прикинуться маленькой обиженной девочкой, надуть губки, и чтобы кто‑нибудь непременно утешал…

— А ты спи, моя хорошая, спи… Я же не настаиваю, чтобы ты бодрствовала… — Ласковый шепот оказывал странное воздействие: расслаблял сознание до состояния плавленого воска, а тело от него возбуждалось… — Поворачивайся на животик, обнимай подушку и спи, моя сладкая. Дальше я все сделаю сам. А когда проснешься, мы восстановим всю цепь событий и закрепим навыки, повторением…

Денис давно уже и спокойно жил с уверенностью, что он — взрослый, циничный, прожженный насквозь и сотню раз битый — перебитый реалист. Не верящий ни в какую романтику, "чувства", привязанность и тому подобный бред. По молодости хватанул этих радостей полной ложкой, досыта наелся, до оскомины. И больше пробовать не хотел. А тоска, что порой в душу закрадывалась — так это нормально, все думающие люди иногда тоскуют о чем‑то таком, чего и сами не ведают. И Вика ему, поначалу, была интересна, увлекала, вызывала желание победить, завоевать, доказать себе и ей… что‑то обязательно доказать… И — ничего более. Дэн так считал и в это верил. И тяга к этой девушке его не беспокоила, не казалась опасной.

А сейчас в нем будто что‑то треснуло и начало со звоном рассыпаться. Нечто такое, что больно цепляло за невидимые струнки, что‑то неправильное. С ним творилось что‑то неладное, опасное, но сил от него отказаться просто не хватало.

Он даже точно мог назвать момент, когда эта трещина пошла, и игра в соблазнение, которую он сознательно и успешно вел, вдруг превратилась во что‑то большее. Перестала быть игрой. И к соблазнению это тоже теперь никак не относилось. Та секунда, когда в распахнутых викиных глазах, почти прозрачных тогда, он увидел все её страхи, неуверенность, опаску, ожидание боли, которая непременно придет, когда все закончится, и — решимость. И веру в то, что он, Денис, ни за что её сейчас не подведет, и все сделает правильно. Все, что Вика обычно прятала в дальних закромах, сегодня выплеснулось на него, накрыло с головой, как приливной волной, а потом отхлынуло, оставив — такого же обнаженного перед самим собой, задыхающегося. И многих сил ему стоило не показать девушке, что он так же сомневается в каждом своем шаге, и что дрожь её пальчиков, доверчиво вложенных в его ладонь, так же пугает его самого. Страшно, что подведет, и какой‑нибудь нечаянной глупостью докажет, что не зря она боялась. Но приходилось делать вид, что все ему нипочем, и он знает, что делает… Эх, а Вика и не догадывалась, что дыхание у него перехватывало не от срочного желания секса, а от нежности и какой‑то трепетной чувственности…

И, до боли где‑то в горле и легких, ему хотелось бережно укачивать её на руках, и целовать пальчики, и слушать, как она дышит, расслабленно положив голову на его плечо, и ощущать, как щекочут кожу на щеке её волосы… Ему бы и этого сейчас, наверное, хватило, но вот тело, проклятое, никак не планировало подчиняться глупым трепыханиям увядающего рассудка. Вика была красива, невероятно сексуальна, и так доверчиво к нему прижималась… Пьянящий коктейль из желания, нежности и чего‑то еще, чему Дэн опасался давать точное название, дурманил рассудок похлеще любого вина. Он его и не пил, ограничившись минералкой, а вот Вику слегка подпоил, из самых благих побуждений: чтобы хоть чуть перестала нервничать…

И он с трудом сдерживал свои руки, чтобы не начали хватать и подминать, и рот — чтобы не впился в мягкую кожу, неважно где, главное — ощущать бы её вкус. И медленная пытка, которой он Вику подверг, его самого изводила не меньше.

Но так хотелось не заниматься сексом, а любить её… Залюбить до беспамятства, до звона в ушах, до состояния, когда вылетят все мысли, оставив лишь чистое наслаждение. И он старался, видит бог, он долго и мучительно старался, сознательно умеряя свой пыл. Пока девушка не начала сама его раздевать, да еще так уверенно и настырно. Вот тогда он сломался, и позабыл о всех своих благих намерениях. Отрывался вместе с ней, не отказывая себе в возможности стонать, хрипеть, рычать, что‑то бормотать бессвязно, подгоняя её, подгоняя себя… Ненадолго обмякнув, понял, что одного совместного взрыва совсем недостаточно. Необходимо еще повторить, и не раз, не боясь излишеств.