Занимательная геометрия (СИ) - Страница 40

— Завтра обязательно попробую… Сегодня уже не полезет ничего… — На её губах появилась слабая улыбка, щеки слегка порозовели, но пальцы жадно обхватывали горячую керамику. Денис только сейчас заметил, что она пытается незаметно сжимать их разжимать, с видимым трудом.

— Как ощущения? Онемения нет нигде? Руки, ноги, нос, щеки — все нормально?

— Да. Просто покалывает местами, простреливает, больно так, а потом отпускает… — Она поморщилась, но тут же постаралась вернуть улыбку на лицо. — Не переживай, спасибо тебе, ничего отморозить не успела.

— Не смешно.

— А я и не смеюсь. Просто радуюсь, что все обошлось. Был момент, когда испугалась очень… А этот таксист несчастный даже сказать ничего внятного не мог, только вокруг своей тачки бегал и поскуливал. Хотелось ему по голове заехать, чтобы замолчал. Только сил уже не было.

— Почему сразу не позвонила?

— Сначала не поняла, как все серьезно, он же по дороге несколько раз глох, думала — сейчас поедем. А потом сигнал пропал. А потом батарейка села. И вот… — Она откинулась на подушки, утомленно прикрыв глаза. Видимо, краткий рассказ отобрал последние силы. А может быть, и коньяк подействовал. Денис понимал, что еще немного — отключится и сам.

— Укладывайся обратно. Если захочешь чего‑нибудь — поесть, попить, свистни, я буду рядом.

— Угу. — Она, не открывая глаз, съехала вниз по подушкам, повыше натянула одеяло. — А где ты будешь спать?

— Кресло раздвину. Оно тоже может быть спальным.

— Но…

— Никаких "но". Отдыхай. — Он выключил верхний свет, оставил только небольшой ночник над столиком. Вытянулся на кресле, пытаясь найти положение поудобнее. Сначала хотел включить ноутбук и почитать, но тут же отбросил эту мысль — голова не соображала.

Вика отрубилась тут же. Но ему не нравилось, что даже во сне она вздрагивала: несколько раз её начинало колотить по — крупному, выглядело это страшно.

Он поднимался каждый раз, укутывал её, прижимал плотнее одеяло, поправлял подушку. На время помогало.

Наконец, он не выдержал. Вздохнув, разделся по — быстрому (чтобы не передумать, мозг подсказывал, что не к добру все это), и нырнул к ней.

Подвинулся поближе к свернутой дугой к спине, осторожно, чтобы не разбудить, пробрался рукой к животу, подтянул поближе…

Вика что‑то забормотала сквозь сон, попыталась отодвинуться…

— Тшш… Спи… Перестанешь дрожать — уйду, или возьму второе одеяло. А сейчас не дергайся.

Что на нее подействовало больше — его уверенный тон, или горячее тепло тела, но девушка послушалась. Поерзала по подушке щекой, а потом улеглась на его локоть, обманным путем подсунутый вовремя, вытянулась вдоль, обхватив его запястье обеими ладонями. Из‑под огромного для нее халата торчали только эти ладошки и босые ступни. Денис на секунду озадачился, чем её не устроили шерстяные носки, но тут же забыл, оказалось важнее зажать ледяные конечности своими ногами, и почувствовать, как они теплеют. Это наблюдение расслабляло. Совсем успокоившись, он накрыл её ладошки своей рукой, подумал, что все происходит очень правильно, и провалился в сон.

Глава 5

Вере было страшно. Страшно и холодно. Она забывала, что спит, и сразу пугалась: думала, это конец. Что сон — это первый признак, что она теряет сознание, чтобы никогда не проснуться. Она ведь слышала много раз, что человек на холоде сначала впадает в оцепенение, засыпает — и все. И она боялась, что никогда не проснется, испуганно вздрагивала, открывала глаза… Полежав так пару минут, слепо смотря в темноту, осознавала — все хорошо, она уже не там, не в промерзшем ржавом ведре, а дома. Сейчас эта чужая квартира и чужая постель казались ей самым драгоценным, что можно иметь в жизни. Снова закрывала глаза и проваливалась в мутную, беспокойную темноту, которая раз за разом подкидывала новые варианты её неминуемой смерти…

В этот раз она задыхалась. Ей чудилось, что началась метель, ветром выдавило стекла её ненадежного убежища, салон замело… И ей, отчего‑то, вдруг стало жарко и душно. Воздуха не хватало. Казалось, что где‑то недалеко её ищут люди, зовут… Ей нужно всего лишь крикнуть — и её спасут. Но горло предавало: из него вырывался какой‑то невнятный хрип, даже ей неслышный. От беспомощности и отчаяния потекли слезы, горячими дорожками обжигая щеки, оседая солью на губах. Она попыталась дернуться — и даже этого не смогла. Руки и ноги были придавлены. Обездвижены. Нарастала паника — страшная, черная…. И она закричала…

Тут же все прекратилось. Жара пропала, а руки и ноги освободились. Стало легче дышать. А далекий голос приблизился, невидимый в темноте, но такой желанный, успокаивающий…

Он что‑то тихо нашептывал, просил не расстраиваться, обдавал дыханием ухо и шею, а большие, сильные руки освобождали тело от того, что мешало, спутывало движения.

Где‑то на грани яви и сна, Вера поняла, что с неё сняли халат, который перекрутился на животе и шее, от того ей и было жарко и тесно. Теперь она могла только всхлипнуть, уже от облегчения. А слезы катились, без её воли и разрешения. Правда, теперь очищающие, уносящие с собой испуг. Но тот, кто был рядом, этого не знал. Встревоженно уговаривал не грустить, вытирал ей щеки, осторожно, легкими движениями пальцев. Аккуратно коснулся ресниц, словно запечатывая, снова шепнул:

— Спи, все хорошо, больше ничего страшного не случится. Я рядом.

И она, в который раз, провалилась в сон, будто выключили свет, вместе с сознанием.

Сколько беспамятство длилось — она не смогла бы сказать. В очередной раз вынырнула с ощущением неги, её словно покачивало на мягких волнах, которые ласково баюкали, бережно касались, обволакивали. Оберегали…