Занимательная геометрия (СИ) - Страница 90

— Вик, ты думаешь, она сама не догадается, в чем причина? Дашка, конечно, стерва и на подлости способна, да только, далеко не дура. Столько лет я не дергался по поводу штампа и статуса, а теперь, вдруг, приперло. Просто так, по — твоему?

— Тем более. Она сейчас начнет искать причину, и я не хочу, чтобы твоя жена устраивала мне разборки. И так противно уже… — Вика поморщилась и встряхнула головой, будто отгоняя от себя образы… — Денис, пожалуйста, давай, паузу возьмем?

— Я не представляю, как это сделать. Просто взять — и не звонить тебе, не разговаривать, не видеть? Как это сделать, скажи мне? Я каждые полчаса руку от кнопки отдергиваю, чтобы не набрать номер или не написать. Без толку: все равно, и звоню, и пишу…

— Я знаю… Придется перетерпеть…

— Хм… придется… Я так понимаю, что это уже не обсуждение, а констатация факта?

— Да, Денис. Именно так. Я не смогу иначе. — Она, вдруг, заволновалась. — Ты только не думай, что я шантажирую, слышишь? Я ничего от тебя не требую, и это не условие, ты не думай, не надо… Я просто свихнусь, по — другому…

— Я тоже, малыш, свихнусь. И так, и эдак… Мне‑то до Дашкиных разборок, что до теории относительности… И то, и другое — по барабану. Но втягивать тебя в эти разборки тоже не хочу. — "Уже втянул", уколом совести пронеслась мыслишка, но он слабовольно отогнал её подальше… Жалеть бессмысленно, да и не стоило. Нужно было просто ускоряться.

— Денис, мы же справимся, правда? Нужно, всего‑то, немножечко подождать и никак не показывать отношения… Мы же сможем…

— Ты сейчас кого уговариваешь? Меня или себя? — Он криво усмехнулся, глядя, как девушка растерянно ищет ответ. — Да ладно, Вик, я понял. Справимся. Никаких встреч, звонков и СМС. Жаль, не смогу отправить тебя куда‑нибудь в отпуск, от греха подальше. Конец года, помощь твоя позарез нужна.

— Я понимаю. Ну, я тогда, пошла? — Очень неуверенно. И встала, то ли пытаясь отодвинуться, то ли боясь, что отпустит.

— Ага. Только, сначала, поцелуй на прощание. Мы с тобой сегодня еще ни разу не целовались. И неизвестно, когда теперь получится. Это‑то можно?

— Может, уже и не стоит? — Денису, будь ситуация не столь удручающей, впору пришлось бы задаться вопросом о силе характера. Вика, похоже, обходила его на "раз". Но ему было без разницы, что там у нее за сила. Поцеловать её хотелось. И очень. И не откладывая.

Дернул к себе, обхватывая затылок плотнее, прижался к её лбу своим, шепнул прямо в губы "стоит, малыш, очень даже стоит", не дал её ответу вырваться, заглушил, выпил, вобрал её выдох до капельки, последней. Так они, кажется, еще никогда не обнимались, и не прикасались так трепетно. Будто между ними повисло что‑то очень хрупкое: неосторожно коснись — раздавишь, чуть отпусти — разобьется… Вика гладила пальцами его лицо, будто впервые изучая, а ему подумалось — будто на память, напоследок, не вытерпел, перехватил запястья, завел их себе за шею… А себя поймал на том, что так же старается запомнить каждый изгиб её тела, будто впечатывая в ладони каждую впадинку, каждый позвонок…

Они делали попытку оторваться друг от друга, и не раз. Но, снова и снова, переведя дыхание, прижимались еще крепче, почти до боли, и нежность ушла, уступая место какому‑то жадному отчаянию. Вика что‑то шептала, пытаясь образумить и угомонить, напоминая, что они не одни, и за дверью Лариса, и не нужно сейчас… Он слышал, но разум смысла не ухватывал. Главным было сейчас — не отпустить ускользающее…

И Вика уже не стояла, а была прочно усажена на стол, чтобы сподручнее было, чтобы не наклоняться… И уже трещали какие‑то застежки — завязки…

Отрезвил телефон — коммутатор. Лариса что‑то угодливым голосом сообщала, предлагала соединить или перенести на позднее время.

Денис не понял ни слова. Все, что мог сделать — едва совладав с голосом, хрипло ответить:

— Я занят. Позже. Перенеси все звонки и встречи.

Эта пауза отняла преимущество. Вика пришла в себя. С трудом отодвинув мужское тело, спрыгнула со стола, начала судорожно поправлять одежду.

— Все, Денис. Достаточно. Мне нужно идти.

— Хорошо. — Все, что смог выдавить. Потянулся, чтобы помочь, пригладить волосы.

Она отпрянула.

— Не нужно, я сама. — Помешкалась, добавила. — Отправь куда‑нибудь Ларису. Не смогу ей смотреть в глаза сейчас…

Вера не сомневалась в своем решении, ни секунды. Сердце болело, обливалось кровью, стоило лишь представить, как это будет. Видеть Дениса, слышать, даже рядом стоять, чувствуя запах одеколона… И знать: нельзя. Улыбнуться, интимно, непонятно для посторонних, коснуться его руки, взлохматить волосы, уткнуться носом в крепкую шею… Ничего этого больше нельзя. Ни днем, ни вечером, ни ночью. И можно не ждать окончания рабочего дня. Ничего не изменится. И он не придет, чтобы рядышком посидеть, и не подбросит до дома… Об остальном она накрепко запретила себе думать. Чтобы душу не рвать.

Эта чаша весов была неимоверно тяжелой, тянула к земле, невзирая на все мыслимые и немыслимые доводы. Они, к концу дня, уже начали казаться мелочью, невесомой на фоне разгулявшейся тоски. И Вера уже была готова все пересмотреть, и позвонить ему первой, хотя бы скинуть смс…

А вечером… Вечером она вновь убедилась, что была права. Дениса встречали с работы. И даже не дома, с ужином и обьятьями. А прямо на пороге офиса встречали. Дарина устроила целый спектакль, на глазах у всех подчиненных.

Будто подгадала момент, словно знала, когда все сотрудники толпой повалят на улицу. Вера затерялась в этой толпе, издали наблюдала, как женщина снова бросается Денису на шею… Как он, слегка растерянно, её приобнимает… Как она подхватывает на руки мальчика, больше похожего на колобка, в его зимней одежке, и тут же вручает мужу, как самый ценный приз…