— За что? — Вика вбирала воздух, с жадностью, словно только что вынырнула из глубины. — За что именно тебя простить?
— Не сдержался. Хотел ведь с тобой поговорить… И вот… Как‑то все неправильно получается у нас с тобой… — Дэн покаянно вздохнул и прижался к её лбу — своим.
Что с ней случилось в этот момент — только бесы догадываются. Губы сжались в тонкую нить, ноздри задрожали, по щекам вновь пошли яркие пятна… Испепеляющий взгляд из‑под бровей.
— Опомнись! Каких "нас"?!! Что ты несешь, Денис? Что выдумываешь? — Она попробовала оттолкнуть его, но не хватило сил: маленькие ладошки беспомощно упирались в грудь. С таким же успехом можно было попробовать столкнуть стоящий локомотив с рельсов.
— То и несу. Мне показалось, что мы, — местоимение выделил, нажимом, — в некоторых моментах смогли достичь консенсуса. Разве нет?
— Да что ты о себе думаешь такое?! Идиот! Выпусти меня. Я ушла. Вещи, пожалуйста, завтра привези. Не хочу тебя больше видеть…
Все это она выговаривала, практически уткнувшись носом ему в грудь, в бесплодных попытках высвободиться из захвата рук. Дэн уже начинал нервничать.
— Вика! Посмотри на меня! Что не так? По — человечески мне скажи, а? Тебе же, по — моему, все понравилось? — Он сжал её плечи, встряхнул, заставляя задрать голову, посмотреть на него. Заставил.
Обреченность, сквозившая в глазах, заставило сердце ухнуть куда‑то в глубину, а потом подпрыгнуть — куда‑то в район горла. Голос упал, сразу же, на несколько тонов…
— Вика… Ну?
Тяжкий вздох, опущенные плечи, склоненная голова — вся скорбь мира, казалось, одолела несчастную девушку…
Она еще несколько раз вздохнула, прежде чем собралась и выпалила:
— Тебе слово "измена" о чем‑нибудь говорит? Нет? Ах, о чем я… Сам же признался, что женат… И ко мне подваливаешь, так сказать, развлечение для будней, между выходных… А я? Как я теперь в глаза ему буду смотреть? — Фраза, начатая криком, оборвалась горьким шепотом…
— Ясно. Больше вопросов нет. — Он убрал руки и освободил ей путь. Открыл замок, распахнул дверь.
— Выходи. Не торопись. Я тебя сам отвезу и помогу отнести вещи.
— Но…
— Сказал же тебе: мне все ясно. Больше на девичью честь не покушусь. И… прости, что так вышло.
Он не дождался ответа, зная, что не стоит и ждать. Все, что хотел, уже услышал. Нужно было просто отпустить, чтобы не стать врагами. Пол — пути в этом направлении уже прошли. Если не больше..
Больше он к Вике не приставал с ненужными расспросами. Все встало на свои места — и её реакция в первый момент, когда пришла в себя, и нежелание разговаривать — потом.
Он помог ей вынести чемодан и отвез на квартиру к старушке — подруге Лидии Петровны. Вежливо попрощался с обеими, развернулся и свалил побыстрее, даже не переступив через порог нового жилища Вики.
Очень хотелось посмотреть и оценить, предложить помощь, если потребуется, но… Девчонка старательно обрубала все ниточки, что могли их связать. А он не хотел ей в этом мешать.
Дэну снова было обидно. До сжатых зубов, до зуда в пальцах, стремящихся что‑нибудь смять и уничтожить. До сумятицы в мыслях, которые очень хотелось отбросить, но… не удавалось.
Он снова и снова переживал прошедшие сутки. Восстанавливал по кусочкам, чтобы удержать в памяти каждый момент, каждую проклятую секунду. Вытягивал по капельке из воспоминаний все: от первого его звонка Евгению и до её последнего "Пока. До завтра"
Почему эта девочка другому досталась? Не ему? И зачем она встретилась по дороге, которую он спокойно топтал уверенным шагом, не оглядываясь назад, ни о чем не задумываясь? Ему было легко и просто было жить эти несколько лет. Без ненужных душевных терзаний, без морали… совсем…
Он когда‑то решил для себя, что верность и преданность — это выдумки каких‑то дурацких романтиков. В реальной жизни им места нет. А боль от измены… это ненормальная слабость, которая не положена взрослому, сильному, успешному человеку. Он переболел и вылечился. Приобрел иммунитет. Полезная прививка — очень помогла ему в последующем. Не париться, не чувствовать, не строить несбыточных планов. Жил — не тужил.
И тут — на тебе… Горькие слова девушки, произнесенные ломким шепотом, словно сковырнули давно подсохший рубец…
Почему? Почему Дашка не смогла быть такой правильной, как эта девчонка? Ведь она была почти в её возрасте. Ведь, если бы не её глупость и жадность, и бессмысленность, все могло бы сложиться иначе… Но — не сложилось и не срослось.
А какому‑то Мише невнятному, который готов отпустить свою женщину к черту на кулички, да еще так надолго, так круто и нечаянно повезло…
Дэн сейчас глухо и глупо завидовал, и почти ненавидел себя за это, незнакомому мужику за эту верность. Незаслуженную — так хотелось думать и верить.
А еще… А еще — он понял, что хочет Вику сильнее, намного сильнее, чем до этого разговора. И — совсем по — другому. Он хотел иметь не только все её вздохи и стоны, всхлипы и поцелуи. Всю. Чтобы о нем думала, и только о его плохом настроении сожалела.
Все гаже становилось от этого желания — глупо — необузданного, смешного, наивного, безнадежного.
Странная горечь закрадывалась в душу: ведь и эта, слишком не взрослая девушка, как‑нибудь повзрослеет. Первый шаг уже сделала, благодаря ему. О чем он не жалел нисколечко. Но пусть кто‑нибудь другой проведет её по этому пути полностью. Ломать её хрупкую чуткость Дэн совсем не желал…
Он старался не думать о ней слишком часто, да Вика и поводов не давала: попадалась ему на глаза крайне редко, разговаривала коротко и по делу, отчеты писала по почте, раз в неделю, исправно.