Сердце уже успокоилось, после сумасшедшего боя, дыхание выровнялось… Дэн лениво наматывал пряди её волос на палец и отпускал, разглядывая на свет…
А Вера снова думала. И опять становилось маетно…
— Денис?
— Ммм?
— Ты помнишь наш последний разговор по телефону?
Он вздохнул и неуловимо напрягся.
— Нет. Ни слова. Хотя, уверен: нехорошее что‑то нес. Извиниться бы нужно, конечно… Вот только не знаю, за что конкретно.
— А просто так, не конкретно, сложно?
— Нет. Просто так — бессмысленно. Я же понимать должен, в чем виноват был… Осознать, исправиться, провести работу над ошибками…
— В тебе сейчас менеджер говорит, по — моему, а не настоящий Денис.
— Настоящий Денис хочет знать, что он такого натворил, чтобы больше не дурковать. На это мне хватило времени, угадывать устал…
— А по трезвому что ты тогда думал?
— Много всего нехорошего. Не хочу вспоминать…
— Ты сказал, что мы все одинаковые. И я ничем не лучше Дарины. Так же попользовалась и послала подальше. Такая же беспринципная предательница… — Сейчас выговаривать это было немного легче, чем тогда слышать. Но обида заворошилась опять…
— Вот я дурак‑то… боже мой… Вер, прости меня. Пожалуйста. Я никогда так не думал, по — настоящему. — Очень проникновенный взгляд. И голос убедительно звучал. Хотелось поверить…
— А зачем говорил тогда, и обвинял, да и не раз еще?
— Хотел тебе сделать больно, так же, как ты мне. Подлая часть натуры вылезла. Стыдно мне, очень. Честное слово, Вер…
— Больше так не будешь делать?
— Я буду очень стараться не быть дураком. Всеми силами постараюсь. Но ты помоги мне, Вер, ладно? Я ж, иногда, сам не ведаю, что творю… Не от злости, а от глупости и от того, что тебя не понимаю.
Она не нашла, что ответить. Не совсем то услышала, что хотелось бы. Но… зато честно. А это для нее теперь стоило дорого…
А еще было главное: ощущение, что попала домой. Пусть в гостиничном номере, и город чужой был, и это краткое затишье, скорее всего, было временным. Но ни с кем еще она не чувствовала себя такой нужной, значимой и цельной. И все закидоны Дениса можно было перетерпеть ради этого, тем более — пообещал же стараться… А обещаний он не нарушал. Вера таких случаев не могла вспомнить…
На этом долгая история о том, как две точки, движущиеся по параллельным траекториям, неожиданно пересеклись в один момент времени, а потом расходились и снова встречались, вопреки всем законам геометрии, должна быть окончена.
Потому что началась другая, из области физики и астрономии, с законами движения планет вокруг солнц. Дэн считал, что центром его притяжения навсегда стала Вера. Она не соглашалась. Очень сложно, прожив столько лет независимо и самостоятельно, оказаться в эпицентре нескончаемых забот и переживаний. Зачастую смешных и надуманных, но оттого не менее серьезных и утомляющих.
Она привыкала долго, что Дэн хочет знать о ней все и всегда, вплоть до самых мимолетных мыслей. Но не жаловалась: когда‑то сама потребовала, чтобы он спрашивал и слушал. Глупо было бы теперь сдавать назад.
Порою они сталкивались, так, что искры летели, а вокруг гремели фейерверки, гром и сверкала гроза. Обычно, притормозить хватало ума… нет, не Вере, а Денису. Видимо, наука была слишком жесткой до этого.
Впрочем, история вполне обычная для двух любящих людей с непростыми характерами, а от того — не стоящая нашего пристального внимания.
Даша нервничала. Сильно. Этот цыганский табор с двумя медведями, заполонивший всю проезжую часть и не дававший проехать нормально, безумно раздражал.
Городская ярмарка, чтоб её, каждый раз превращала центр в одну огромную пробку, которая расползалась до самых окраин. Бубны звенели, взметались вихрем танцующие юбки, медведи изображали нечто, похожее на дурацкую пляску…
А она опаздывала. Как и все предыдущие разы до этого. Ромка, похоже, и не замечал отсутствия матери, не торопился, не скучал. Готов был навечно остаться с Денисом и с… этой. Которая тоже вот — вот должна была родить. Может быть, тогда они отстанут от её, Дашиного ребенка, личного? Единственного, что у нее осталось от того, что считала счастьем?
Ведь и сейчас, через столько времени, она снова съежилась от горечи, стоило только увидеть эту троицу, ожидавшую на выходе из парка. Дэн держал за руку Ромку, что‑то ему втолковывая, а другой рукой обнимал беременную Веронику. Даже издали было заметно, как она светится, как старается незаметно прижаться к мужу, как ласково перебирает он её пальцы своими…
Когда‑то все это было и у Дарины. Только не нужно было тогда. Слепая влюбленность в Романа затмила все остальное: и любовь Дениса, и его заботу, и его такие навязчивые, как ей казалось, ласки… А сейчас бы она отдала все на свете, чтобы не выслушивать рассказы Ромки о том, как им всем вместе здорово, и как папа переполошился, когда Верунчику стало нехорошо…
А она слушала. Зачем‑то травила себя этими рассказами. Да и как отказать ребенку, если он тараторит, сверкая блестящими глазами? Поэтому она знала все про эту пару. Про то, как "они с папой готовились вызывать Верунчика замуж", "как они надували шарики", "как искали хлопушки по всем магазинам" и как "папа рассматривал что‑то блестючее, но ему не показывал"… Хорошо, что само объяснение прошло без мальчика. Даша этого не пережила бы.
Как с трудом переживала эти встречи. Хуже всего, что ненавидеть Веронику она не могла. Просто не получалось. Ничего плохого девушка ей не сделала. И Дэна не отбирала. Даша сама его отдала. Вернее, выкинула из жизни, а вернуть не смогла. Она уже много глупостей наделала, но ума хватало, слава богу, чтобы со временем их осознать.