— Ночь на дворе! Зачем?
— Так даже лучше. Нет загорающих. Тишина и красота. Относительные, конечно. — Если бы она сказала уверенное "нет", он бы не настаивал. Но Вера сомневалась и отнекивалась больше для порядка. Видно было.
— Я на шпильках. В вечернем платье!
— Я заметил. Потрясающе выглядишь.
— Так неудобно же! Как я там буду спотыкаться?
— Я тебя буду носить. — Увидел, что ей не понравился его дурашливый настрой. — Хорошо. Пойдем, переоденешься. На каком этаже номер?
— На пятом.
— Замечательно. Мой тоже. Я заскочу, тоже накину что‑нибудь поудобнее, а потом за тобой забегу.
Аргументы у девушки иссякли. Позволила вновь ухватить себя за руку и послушно пошла.
У них даже вышло пройти незамеченными: на сцене ведущие творили какие‑то непотребства, именуемые "конкурсами", зрители орали и визжали. Какое им было дело до бредущей вдоль стен парочки?
В лифте он старательно следил, чтобы руки не позволяли себе слишком многого. Губам запретить не смог. Они то и дело тянулись, прикасались, захватывали… К макушке, к краешку уха, к вьющейся прядке, выпавшей из прически… Нестерпимо хотелось повытаскивать все шпильки из её укладки, посмотреть, как волосы струятся по обнаженным плечам. Платье — футляр, строгого кроя, без лишних разрезов и намеков, почему‑то тоже дико возбуждало. Он хотел стряхнуть его с девушки еще с тех пор, как она появилась в зале…
Но… Он же обещал море. Разве можно не исполнить её желание? Особенно, такое простое?
Осталась небольшая щель, когда решил, что очень важно сообщить:
— Если раньше меня успеешь, дождись, пожалуйста, здесь. Хорошо?
— Договорились.
Она помедлила, перед тем, как закрыть окончательно. Что‑то в её взгляде… сомнение? Вопрос? Ожидание или неуверенность? Неважно, что именно, убедило его: " К черту море. Потом успеется"
Потом был короткий возглас удивления. И щелчок замка, уже изнутри. И шпильки сыпались на пол, скорее выдернутые, чем бережно вытащенные. И платье — футляр оказалось где‑то рядом с ними. Кажется, кто‑то его отбросил в сторону, чтобы не наступить…
Туфли были скинуты уже на ходу, когда она висела на нем, обхватывая ногами, хрипло подсказывая, что не в ту сторону, и что нужно идти прямо… Остальное снималось уже без участия мозга и памяти. Им было некогда. Они старались хоть немного остудить почти животное стремление обладать, вбиваться в нее, до хрипа, до крика, до спины, исчерченной ногтями…
Дэн давно уже так не позорился. Когда на первых минутах взрываешься, а женщина под тобою лишь только начала загораться… Несколько яростных движений — и все тело свело в конвульсии безудержного оргазма. Вера затихла под ним, поглаживая вздрагивающую спину.
— Прости. Такого со мной, кажется, еще не случалось…
— Дурачок. Мы же никуда не торопимся? Тем более, я в курсе, на что ты способен… — Она, кажется, улыбалась, куда‑то ему в плечо…
Осталось лишь осыпать её виноватыми и благодарными поцелуями. Снова ощущая себя малолетним идиотом. Проклиная себя и восхищаясь её терпением…
— Денис, нужно бы в душ сходить…
— Пойдем. — Ноги уже были в состоянии держать его. И даже с ней на руках.
— Я и сама дойду… Тяжело ведь, поставь меня…
— Может, мне нравится тебя таскать? Терпи и наслаждайся
Вообще‑то, он действительно хотел зайти в душ, и ничего лишнего. Не был сторонником "вертикальных" упражнений, никогда.
Но её тело, ярко освещенное, загорелое, на фоне молочного кафеля… Припухшие губы, щеки, уже краснеющие от царапин его щетины… Он же сотни тысяч лет её такой не видел…
Просто собрать губами выступившую солоноватую влагу над верхней губой… и на впадинке у ключицы… и в ямочке пупка… и забыть, что они здесь, собственно, собирались делать…
Вера уже была развернута лицом к стене, и беспомощно хваталась за гладкую плитку, руки сползали, он поддерживал, прижимая их своими сверху… А потом отпускал, чтобы пальцем пройтись и обвести все родинки, и перебрать позвонки… почему‑то очень хотелось повторить этот путь и губами, и языком.
Нет, он очень хотел быть нежным, когда брал её там, присваивал, подчинял в этой тесной, неудобной ванной… Но она же не позволяла: впивалась зубами в его пальцы, чтобы не кричать так громко, и сама подставляла шею и плечи, когда он прикусывал… Он потом пытался загладить отметины, зацеловать ласково, но она требовала, отвлекала, и делала что‑то невозможное своим телом — с его…
Под струи воды попали намного позже, почти обессиленные. Вера улыбалась, с трудом открывая веки, а он бесконечно долго намыливал её, сонную, зная, что пора бы выйти отсюда и позволить ей уснуть спокойно…
Но там, в комнате, было темно, а здесь — яркий свет. И она — живая, настоящая, и можно не сравнивать никого, и ни о чем не думать. Трогать и смотреть. И снова любить её хотелось, на этот раз, все‑таки, нежно… Но это уже было бы свинством…
Рассвет еще только начинал щекотать окно и стену напротив своими серыми пальцами, которым долго предстояло розоветь, когда Вера проснулась.
Было невыносимо жарко. " Опять, что ли, кондиционер накрылся?" — беда, преследующая её несколько поездок подряд… Но аппарат гудел исправно. Вера даже чувствовала струи холодного воздуха. А жара была… где‑то сзади. Очень плотный, осязаемый жар окутывал все тело, в шею дышал…
Не понимая, спросонья, что, вообще, происходит, хотела повернуться — посмотреть нужно, кто там пыхтит?
— Поспи еще немного, Вер. Вставать рано. — Теперь она уже точно проснулась. Этот голос ни с чьим не спутаешь. И эта фраза… Он много чего говорил в её снах. Но такого — ни разу. Слишком… обыденно, что ли… и слишком просто… Не так она их первый утренний разговор представляла…