Занимательная геометрия (СИ) - Страница 122

122

Не устраивали они его. Все. Чем — и сам не знал. Старался, держался до последнего, пробовал "строить отношения", как учил его Палыч, как пыталась намекнуть мать… Не получалось. Не лежало сердце.

О том, чего хочется на самом деле, не думал. Не помнил. Запретил себе вспоминать. Только тоска сжирала. Но он почти привык.

А когда переставал справляться — снова ехал. Не выбирая и не капризничая, по любым местам, где могли быть интересы фирмы.

Палыч радовался, вроде бы… Дэн — тоже. Ровно до того момента, как приезжал на место. А там его все начинало раздражать. И люди, и сервис, и климат… Неважно, что именно. Причины всегда находились.

Сейчас его раздражал и лучший сочинский отель (в эпоху кризиса могли бы и не выпендриваться), и климат — жаркий и душный, тяжкий для него, столько отжившего на севере, и то, что дресс — код был официальным: таскаться по жаре в костюме и при галстуке — сущая пытка, неизвестно кем выдуманная.

Еще больше злило, что до нужного ему выступления нужно ждать было два с половиной часа: никто не пустил бы его в конференц — зал с таким опозданием, да и имидж нужно держать.

Спасало лишь выбранное в самых дальних рядах место: можно было, не палясь, открыть нетбук и работать в почте, вылавливая слухом, когда назовут важную для него тему…

Правда, сосед болтливый попался: норовил комментировать все, что происходило, да еще и подталкивать Дениса локтем, привлекая внимание. Не иначе, какой‑то деревенский увалень впервые "вышел в люди"…

На очередное " Да ты смотри! Ничего себе!" и дерганье за рукав он уже готов был разразиться тирадой, что здесь не цирк, и даже не кинотеатр, и лучше бы заткнуться, пока не попросили на выход. Причем, он сам, Денис, даже поможет вывести, не внапряг будет. Даже вскинул голову и брови нахмурил, буравя лысого толстяка взглядом, и рот открыл… Но так и завис, не говоря не слова. Боясь повернуть голову в сторону сцены, чтобы снова не ошибиться, слыша такой родной и такой чужой голос… Такое уже случалось: микрофоны часто искажали тембр и тональность, хорошо, если слова можно было разобрать.

Отвлекаясь на толстого соседа, он не расслышал, кого объявляли, и теперь судорожно вспоминал программу: ведь не видел там имени, совершенно точно! Тогда… как?

Сосед слегка напрягся, видя, что Дэн ведет себя не очень адекватно… Сглотнул, резко умолкнув… Потом просипел: "Что? "

Оцепенение спало. Денис отвернулся и поднял глаза на сцену…

Нет. Ему не показалось: первые слова, приветственные, произнесла Вика. Это был её голос, интонации — тоже её, правда, более жесткие и уверенные, чем он когда‑то привык слышать. В намерении убедиться, что ему не мерещится, Дэн полез в программу дня, чтобы найти фамилию Величко.

Тема, названная девушкой, в программе была. Фамилии, как и имени, не было. Какой‑то Петров А. Г. должен был рассказать все то, что сейчас звучало со сцены. И, Дэн был уверен, этого Петрова никто не стал бы и слушать (он, во всяком случае, и голову не поднял бы), а Вика умудрилась чем‑то притянуть внимание присутствующих.

Не факт, конечно, что мужчины (девяносто процентов зала) очень вникали в её слова… Но смотрели на неё с интересом, в большинстве своем. Или, может быть, Дэну так показалось…

Он, во всяком случае, не мог отвести глаз, вбирая, запоминая, впитывая… сравнивая с тем, что пряталось в закоулках памяти, с образом, который долго и беспощадно изгонялся, но так и не был изгнан…

Денис уже не мог бы точно сказать, когда в последний раз её видел. Наверное, около года назад… Когда он вернулся в родной город, Вика его долго и старательно избегала. Встречаясь в коридорах и на совещаниях, глаза не прятала, но смотрела сквозь. Будто никогда не знала.

Он пытался, несколько раз, выловить её, чтобы поговорить наедине, выяснить, что произошло, чем её холодность вызвана… Пока Палыч не пригласил его в кабинет и не попросил оставить девушку в покое: на столе у него лежало заявление об уходе. Естественно, официальный мотив был иным, но оба прекрасно поняли, в чем настоящая причина.

Шеф её не уволил, конечно же, но перевел в другую фирму — дочернее агентство, которое занималось только маркетингом и продажей жилых помещений. Так они почти перестали пересекаться.

Лишь изредка, на общих совещаниях, Дэн её встречал. И так же, как сейчас, любовался Викой и гордился. Прекрасно понимая, что ни на то, ни на другое, права не имеет. И даже запрещал себе это. И не хотел следить за её успехами. Сам от себя прятал этот интерес и, все равно, спрашивал, узнавал, интересовался…

А потом она совсем пропала из виду. Куда и по какой причине — Палыч так и не сказал. Просто посоветовал Денису успокоиться и забыть её, наконец. Если не сложилось, значит, и не надо, и не нужно выкручивать себе жилы. А если девушка нужна еще, то пора перестать страдать ерундой, а идти и добиваться.

Легко сказать… С того самого дня, когда он сидел в вагоне, уносящем на Север, и понимал, что у них что‑то снова не сложилось, в душу закралась обида и горечь. Может быть, даже на себя. А больше — на Вику. За то, что снова ушла в подполье, и даже не изволила сообщить, в чем опять его вина. Даже намека на шанс не оставила. И эта обида жила в нем долго, вместе с тоской и горечью. Чувствовал себя дураком, который сам себя за что‑то наказывает… И ничего поделать с этим не мог.

Только сейчас, глядя на девушку, он понял, что в душе всколыхнулась и радость, и гордость, и какая‑то дурацкая надежда… а горечь ушла. Будто её и не было.

Вика похорошела. То ли волосы стали темнее, то ли красилась ярче, то ли румянец на щеках, горящий от волнения, так её украшал. Он вновь почувствовал жадность. Желание спрятать подальше, чтобы не пялились всякие, вроде его соседа, недостойные… Глупое желание, понятно, однако, слишком неугомонное, чтобы от него избавиться…

122