— Я его так никогда не называла, как вы сейчас… — Пробормотала, глубоко задумавшись. Как‑то подобный исход событий Вера себе не представляла. Не ожидала, что еще вживую увидятся…
— Да какая разница? — Шеф уже смеялся. — Ты еще просто молодая, лексикон еще не богат на ругательства. Козлом‑то, все равно, считаешь?
— С чего вы это взяли?
— Вероника, не смеши. Ты сбежала от ангела во плоти, что ли? Груза своих грехов испугалась, на его фоне?
— А мне, между прочим, совсем не смешно! А вы глумитесь…
— Мне тоже. Но, видимо, я тебя слишком сегодня огорошил, поэтому не стоит ждать внятного ответа. Иди, работай. Завтра на эту тему поговорим.
Ей совсем не хотелось больше говорить на эту тему. И думать — тоже. Новость оглушила, раскидав по сторонам с таким трудом собранные осколки — равновесия, спокойствия, веры в то, что все обойдется, все у нее будет хорошо…
Весь день ходила, как пришибленная, невпопад отвечая на вопросы коллег, торопившихся разузнать, как она съездила, что видела, что интересного в лучшем филиале… Что она могла ответить? Что стала любовницей директора, который её же и обвинил в предательстве? В том, чего она и в страшном сне никогда не видела? А потом приставал с признаниями, зная, что за дверью — жена и её мужчина… И прощения просил, но она не запомнила, за что именно, и как просил… В общем, конечно, очень многим она могла бы поделиться… Но таким даже с близкими не всегда делиться можно, не то, что с коллегами…
Ночь спала плохо, просыпалась, что‑то бормотала во сне… Будила своими метаниями Мишу… К утру он окончательно нахмурился и посмурнел, но ей уже было безразлично: сам выбрал такой путь. Она еще не раз ему предлагала расстаться и разойтись по — хорошему. И всегда один ответ получала: "Выгонишь — уйду. А сам — никогда не подумаю. Даже не надейся". Сказать о том, что он ей совсем не нужен, и пусть уходит, язык не поворачивался…
Она поняла, что поговорить не получится: Миша старательно уходил от темы, делал вид, что не слышит, отвечал невпопад, либо сообщал, что все уже сказано, какой смысл повторять?
Придумала выход: если спрашивать письменно, то вопрос никуда не денется, в воздухе не повиснет. А если снова не ответит, можно отправлять смс — ки бесконечное количество раз.
Набрала текст. " Миша, зачем ты меня прощаешь? Я же виновата. И мы оба это знаем…"
Долго перечитывала, прежде чем отправить. Стирала и набирала заново. Даже уже решила, что глупая выдумка, и не стоит еще больше бередить раны… Рука дрогнула, и сообщение улетело.
Вера замерла, ожидая ответа. Знала, что прочитает мгновенно: он всегда был на связи, даже ночью и в выходные, всегда и всем отвечал. Спал с телефоном у подушки, готовый проснуться и говорить.
Ответа не было. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Собралась переслать повторно. И тут звякнуло входящее сообщение. Даже сомнений не было, что от него.
Руки почему‑то задрожали. От волнения. Хотя, вполне могло быть, что Миша опять нашел способ нейтрально отделаться от вопроса.
Пустое поле, без лишних слов. Одна только ссылка. И все.
Ссылка вела на Ютуб. Одно название песни сказало о многом. Они любили её слушать вместе, оба. Но Вера никогда не придавала ей такого значения, которое пришло сейчас.
Мягкий, негромкий голос Макаревича рассказывал, что " Он был старше её, она была хороша…". Наизусть знакомые слова… тихая повесть о том, как жил и что чувствовал Миша, "в час, когда она летала по ночам"…
Выключила на середине. Не захотела дослушивать. Знала, чем кончится. И теперь уже по — настоящему боялась. За Михаила…
Не смогла унять заходившееся сердце. Набрала номер. Миша ответил сразу же. Видимо, ждал…
— Скажи, что это неправда?! — Почти выкрикнула, не дав ему сказать обычное "привет"…
— Что именно? Что я буду ждать, сколько бы ты ни уходила? Это правда. И буду надеяться, что вернешься. И про то, что люблю — тоже правда… — Голос был безнадежно усталым. Глухим..
— Нет. Не про это!
— А про что?
— Ты же ничего с собой не сделаешь, если… — Она осипла. Спонтанно и неожиданно. — Если мы, все же, расстанемся?
В трубке раздался смех. Не очень веселый.
— Малыш… — Кажется, успокаивать начал… Так мягко… — Я всегда был против суицида. И даже не думал никогда об этом. Конечно, жить я буду, никуда не денусь…
Вера облегченно выдохнула. Поверила. Если он говорил, то только правду. Мог умалчивать что‑то, но никогда не врал. Да и рисоваться не стал бы. Так по — детски глупо… Это она уже себя накрутила…
— Только я не представляю, что буду делать с такой жизнью… — Обреченно и безрадостно. Снова выворачивая душу.
— Господи, Миш… — Почти простонала.
— Верунь. Прекрати себя казнить. Просто живи и радуйся. А я буду радоваться за тебя.
— И даже…
— И даже если уйдешь, все равно буду рад, что ты счастлива. Так бывает. Не парься, Вер. Все мы кого‑то отвергаем, а иногда бываем отвергнутыми. "Се ля ви", или как там правильно по — французски?
Нельзя сказать, что ей намного полегчало, но, все же, чуть посветлело на душе. Миша, как будто, развязал какие‑то узелки, позволяя дышать глубже. Осталось теперь решить: как пережить встречу с Денисом, не сорваться в истерику, не поддаться мольбе в горячих глазах…
Палыч вызвал её в середине дня, когда девушка уже расслабилась, в надежде, что шеф просто о ней забыл.
— Ну, что, Вероника? Придумала что‑нибудь?
— А вы не могли бы отправить меня в командировку, на то время, когда Денис будет здесь? — Это вырвалось без её воли. Думала об этом, но даже не собиралась говорить…